Хроническая занятость, жонглирование планами и переигрывание комбинаций на ходу. ©
Leda Rius, приветствую 
_______________________________
То, что было здесь сначалаЭтот пост я хочу посвятить польза.
Рассказываю сказку.
Когда я упоролась по паре Франкенштейн/Шляпник, для меня очень сильным фактором было то, что я конкретно так ассоциировала себя с Франкенштейном ака Робеспьером. Именно это вынесло мне мозг - ну вы все знаете, как это представлять себя на месте похожего на вас персонажа в каком-либо пейринге)))
Так вот, и нравился мне по большей части именно он.
На Шляпника я обращала внимание как на второстепенного в этой паре и не более.
Пока не пришла эта женщина с гифками Джефферсона.
И не вынесла мне мозг окончательно уже.
И я не могу понять, как я раньше не замечала его глаза и губы
Пока я это писала, мне в личку пришло прекрасное.
Поэтому я заканчиваю на этом
Потому что слова мои кончились.
Я просто оставлю это здесь
_______________________________
Название: Работа над ошибками
Автор: польза
Бета: juliet must die
Пейринг: Шляпник/Франкенштейн
Рейтинг: PG
A\N: таймлайн первого сезона
ЧитатьСторибрук – уютный маленький город, тут все знают друг друга, улыбаются, здороваются на улицах, ходят в гости к многочисленным друзьям. Со стороны может показаться, что все здесь одна большая семья. Если это так, то Виктор чувствует себя в ней подкидышем.
Время, проведенное в Сторибруке, – пустое и бесполезное, бесконечная череда дней, неотличимых друг от друга, каждый год – точная копия предыдущего. Это проклятый город, город в спячке. Все его жители попали в ловушку и теперь обречены вечно ходить по кругу, повторять одни и те же слова, совершать одни и те же привычные действия, чтобы не сойти с ума.
Наверное, у Виктора кризис среднего возраста, или что-то подобное: ни семьи, ни детей, ни близких родственников, одна только работа, дни и ночи напролет. Ни выдающихся достижений в прошлом, ни серьезных планов на будущее. Ничего. Всё серо и монотонно, и пустая повседневная суета затягивает, как трясина. Виктор пару раз пытался уехать из Сторибрука: ему казалось, что если он сбежит из этого города, то перестанет барахтаться в болоте и начнет жить по-настоящему. Но планам не суждено было сбыться: он несколько дней упивался призрачной надеждой, но так не осуществлял задуманное. Что-то отчаянно не отпускало, держало за горло цепкими пальцами. Какая-то магия, не иначе.
Виктор думает, что он один из тех людей, с которыми никогда ничего не происходит. Наверное, пора с этим смириться, но нестерпимая скука гложет и мучает.
Он пытался встречаться с очаровательной скромницей Мэри-Маргарет, но под конец свидания сам всё испортил, засмотревшись на вытирающую столики Руби. Это странно: Руби никогда ему особо не нравилась, но в тот день её короткие красные шорты притягивали взгляд. Впрочем, Виктор был рад, что всё сложилось именно так: Мэри-Маргарет милая и добрая, просто идеальная учительница начальных классов, но с ней так же пусто и скучно, как и без неё. Когда два настолько одиноких и отчаявшихся человека пытаются найти спасение друг в друге, ничего хорошего не выходит.
Виктор один, а потому он пропадает на работе до глубокой ночи. Дома всё равно никто не ждет, да и он не представляет, как можно иначе провести вечер, не умерев со скуки.
Однажды он выходит из больницы после окончания смены и понимает, что забыл ключи от машины в ящике стола. Возвращаться не хочется, и Виктор решает прогуляться до дома через лес. Там темно и тихо, пахнет сыростью и хвоей, под ногами хрустят ветки и пружинит мох. В чаще ухает сова, и этот звук эхом разносится на многие мили вокруг. Кажется, скоро будет гроза, и Виктор рад этому: он почему-то любит смотреть на молнии, как будто они связаны с чем-то родным, но давно забытым.
Поднимается ветер, лес оживленно шумит, и Виктор, закрывая глаза, мысленно загадывает желание: «Я не могу больше терпеть это одиночество, пожалуйста, пусть всё изменится». Он чувствует себя глупо, стоя посреди ночного бушующего леса и размышляя о своих неудачах. Это как упорно искать дорогую тебе пропавшую вещь, ясно понимая, что её уже не вернешь. Отчаяние смешивается с надеждой, и та делает пустоту в душе ещё невыносимее и мучительнее.
Где-то сзади хрустит ветка, и Виктор вздрагивает, оборачиваясь.
– Виктор?.. – удивленно спрашивает стоящий на тропинке незнакомец.
– Вы меня знаете?
Небо сотрясает первый раскат грома.
***
Со Шляпником они знакомы много лет, и Виктору нравится думать о нем как о друге, хотя он и не решается называть его так вслух. Шляпник постоянно шатается где-то между мирами, он всегда появляется в жизни Виктора так же внезапно, как исчезает из неё. Приходит без приглашения и уходит, не попрощавшись, – так уж повелось, и со временем они оба к этому привыкли.
Общаются они, в основном, по делу: Шляпник умеет находить тех, кто заинтересован в способностях и умениях доктора Франкенштейна, и тогда он возникает из ниоткуда с новыми заманчивыми предложениями, улыбаясь обольстительно и многообещающе, как Чеширский кот. Шляпник умеет очаровывать и заинтересовывать, а с Виктором ему даже не приходится прилагать особых усилий: тот не привык к такому вниманию, и потому неуклюже принимает любое предложение.
У Шляпника совсем другая жизнь, полная путешествий и поисков приключений. Иногда он начинает рассказывать обо всем, что видел, даже если его никто не просит. В его рассказах порой сам черт ногу сломит: там одно действие резко сменяет другое, там тысячи действующих лиц и решающих событий, но Виктора сбивает с толку даже не это. Просто у Шляпника живая, выразительная мимика, и за каждым словом чувствуются хлесткая энергия и жизнелюбие – они привлекают, манят обещаниями новых ощущений и впечатлений.
Сказка Шляпника – безумная и непредсказуемая, сказка Виктора – серьезная и мрачноватая. Виктор не верит в магию, Шляпник же полагается только на неё. Их мало что связывает, но это не мешает Виктору с затаенным предвкушением ждать, когда в его лаборатории снова хлопнет дверь, возвещая о появлении гостя. Шляпник снова и снова повторяет старые отговорки: заскочил по пути, случайно проходил, пролетал мимо и решил заглянуть на огонек. После его посещений в лаборатории всегда остается беспорядок, а у Виктора на душе ещё какое-то время очень беспокойно и волнующе хорошо.
Это длится годами: работа, попытки воскресить брата, редкие путешествия между мирами и бархатные улыбки Шляпника, воспоминания о которых потом долго не дают покоя. Единственное, что всё-таки меняется, – это сам Виктор: его исследования не приносят результата, напряжение накапливается, угрожая в один прекрасный день прорваться наружу. Шляпник будто чувствует это, и такая опасность, кажется, привлекает его: он появляется всё чаще, подходит всё ближе, делает всё более двусмысленные предложения, и его голос, когда он говорит, становится вкрадчивее и мягче.
За его действиями Виктор смутно чувствует развязное приглашение, но он боится всё испортить, боится, что это напряжение между ними – надуманное. Перемены пугают его, и он считает, что лучше придерживаться заданных ролей, маяться от недосказанности, но зато твердо стоять на ногах. Шляпник ждет, ждет, а потом начинает постепенно отдаляться, смотрит разочарованно и даже с какой-то обидой. Однажды он и вовсе перестает приходить.
Виктор пытается отвлечься работой, но ему скучно, тесно в четырех стенах, одиночество наваливается на него всей своей тяжестью. Брат по-прежнему мертв, и попытки его оживить ни к чему не приводят. От Шляпника ничего не слышно, он теперь гуляет по каким-то другим мирам, очаровывает кого-то другого.
Спустя долгое время проносится слух, что он женился и теперь путешествует намного реже. Ещё через несколько лет слухи твердят, что его жена умерла, а сам он и вовсе забросил старое ремесло, всецело посвятив себя воспитанию дочери.
Виктор с горечью думает: «Я мог бы попытаться воскресить его жену, чтобы вновь сделать его счастливым», но Шляпник, должно быть, знает о его неудачах, а потому не приходит. Виктор пытается не слишком горевать по этому поводу, однако каждый раз, когда в лаборатории хлопает дверь, его пронзает болезненная надежда: «А что, если?..» Почти всегда оказывается, что дверь хлопает из-за ветра.
Виктор занимается наукой, ставит эксперименты, ищет способ вдохнуть жизнь в мертвое тело и пытается не сожалеть о том, чего так и не произошло по его вине.
А потом заклятие Регины обрушивается на Королевство, забирая и привычную жизнь, и воспоминания, и надежды, и боль.
***
Незнакомец представляется Джефферсоном, как-то путано объясняет, что знает Виктора через общих знакомых, и со стороны такое объяснение выглядит странновато, но Виктор верит. Сторибрук – маленький город, здесь все знают друг друга в лицо, виделись в компании знакомых или однажды сидели рядом в гостях у друзей. Тем более, Джефферсон действительно кажется смутно знакомым, особенно его взгляд, его выразительная мимика и широкая, намекающая улыбка.
Начинается сильный дождь, молнии одна за другой раскалывают небо, и Джефферсон, поднимая воротник пальто, предлагает зайти к нему, чтобы переждать грозу. У Виктора всё равно нет зонта, поэтому он соглашается. Они вдвоем бегут через лес, утопая ногами в лужах и грязи, вокруг шумят обеспокоенные деревья, а Джефферсон почему-то смеется, очень легко и открыто. Очередная вспышка молнии высвечивает его мокрое от дождя лицо, придавая ему какое-то совсем уж безумное выражение, и Виктор смотрит на нового знакомого, как завороженный.
Наверное, должна быть какая-то причина тому, что сейчас он чувствует себя другим: более живым, восторженным и при этом очень несчастным.
– Как хорошо, что я нашел вас, – Джефферсон повышает голос, пытаясь перекричать раскаты грома.
– Да, – кивает Виктор, стараясь не пялиться на собеседника слишком уж откровенно. – Без вас я бы тут совсем пропал.
Они добегают до дома: он стоит недалеко от дороги и убранством и размерами напоминает, скорее, отель. Огромный сад, теплым оранжевым светом горят фонари, и между деревьями вьется мощеная камнем узкая дорожка, ведущая от калитки к входной двери. Виктор чуть не поскальзывается на мраморном крыльце, но Джефферсон подхватывает его за плечи, и в итоге они вваливаются в темную прихожую чуть ли не в обнимку. Нащупывая на стене выключатель, Джефферсон подается вперед, и Виктор чувствует его теплое дыхание у себя на шее.
– Уф, вот это ливень, я промок до нитки, – как ни в чем не бывало говорит Джефферсон, отстраняясь.
Он стаскивает своё легкое пальто и остается в мокрой рубашке: она льнет к его телу, ткань плотно обхватывает торс. Виктор чувствует, как от смущения начинают гореть скулы, а с них жар растекается и дальше. Джефферсон поднимает голову в самый неподходящий момент и успевает проследить направление чужого взгляда.
– О, – вкрадчиво усмехается он, будто поддразнивая. – Может, составите мне компанию? Вы ведь тоже промокли.
Виктор пытается отступить назад, отчаянно желая увеличить дистанцию, но упирается спиной во входную дверь и чувствует вспышку стыдливой паники.
– Я… Я сейчас вызову такси, не беспокойтесь.
– В такую погоду? – Джефферсон вскидывает брови и качает головой. – Оно очень нескоро доберется сюда, буря могла повалить деревья на трассе. Впрочем, я пока могу предложить вам чаю, чтобы согреться.
– Вы очень любезны.
Хозяин дома бросает напоследок ещё одну колкую улыбку, эффектно разворачивается на каблуках ботинок и уходит дальше по коридору.
– Я поставлю чайник. Чувствуйте себя как дома, мистер Вэйл.
Виктор ничего не отвечает, только жадно скользит взглядом по обтянутой мокрой тканью спине.
Оставшись в одиночестве, он переводит дух, прикрывая глаза и пытаясь успокоиться. Виктор никогда не думал, что ему присуща импульсивность: интерес к кому-то ещё ни разу не возникал из ниоткуда и настолько быстро – буквально с первого взгляда, с первого сказанного слова. Непреодолимая сила влечет его к человеку, которого он впервые в жизни увидел около получаса назад. Это абсурдно и глупо, с ним никогда такого не было.
Кем бы ни был этот Джефферсон, Виктор уже его опасается: ему страстно хочется сбежать на другой конец города, чтобы привести свои чувства в порядок. Если это ловушка, то Виктор в неё попался.
Он достает из кармана мобильник и вызывает такси: диспетчер жалуется на бурю и позднее время, но обещает прислать машину через полчаса. Виктор сдержанно благодарит его и вешает трубку. Он неуютно поеживается: промокшая одежда неприятно липнет к телу, начинает знобить, но без пиджака будет ещё более неуютно, а потому Виктор не решается его снять.
Он прислушивается к перезвону чашек в глубине дома и идет на звук. Дом большой, богато обставленный, вот только сразу чувствуется, что в нем живет только один человек: всего несколько комнат выглядят по-настоящему обжитыми, остальные же – пустые и темные, безликие, словно все предметы интерьера нужны лишь для заполнения пространства.
На кухне горит свет. Джефферсон стоит, прислонившись бедром к кухонному шкафу, и разливает кипяток по белым фарфоровым чашкам. Пахнет чайной заваркой и мятой, по окну настойчиво стучит дождь, и в этом полупустом доме Виктор чувствует себя очень уютно, на своем месте. Он молча наблюдает за Джефферсоном, пристально отслеживает каждое его движение, пытаясь избавиться от ощущения дежа вю.
Ему хочется подойти к нему ближе, обнять со спины, словно они – давние любовники, которые наконец-то встретились после долгой разлуки. Виктор не знает, откуда возникла эта мысль, но она его тревожит. Умиротворение сменяется тоской, усталость сверлит виски.
Джефферсон оборачивается и протягивает чашку с чаем.
– Угощайтесь.
Виктор аккуратно принимает её, боясь обжечься.
– Спасибо, – сдержанно благодарит он. – За мной скоро приедет такси.
– Так давайте с пользой проведем оставшееся у нас время, – вкрадчиво предлагает Джефферсон, расслабленно облокачиваясь о столешницу, – раз уж мы с вами наконец-то познакомились. И почему я никогда не встречал вас раньше?.. Столько лет потрачено даром, – смех тихий, раскатистый.
От него у Виктора мурашки по коже.
– Мне вот кажется, я вас уже где-то видел, – признает он.
Джеффересон перестает смеяться и впивается в него пристальным сосредоточенным взглядом.
– Где именно?
– Ну, не знаю… Может быть, в кафе? Или на городских праздниках?
Это явно не тот ответ, которого от него ждали: Джефферсон натянуто улыбается и кивает, опуская голову.
– Да-да, вполне может быть, – очевидно, тема не нравится ему, а потому он решает повернуть разговор в другое русло. – Так чем, говорите, вы занимаетесь?..
– Я врач.
– Доктор, значит, – ухмылка одновременно всезнающая и несколько грустная. – Спасаете людей?
– Иногда даже возвращаю их к жизни, – неуклюже шутит Виктор, но Джефферсон внезапно весь расцветает от его слов.
– О, разумеется. Я понимаю: даже смерть не в силах тягаться с могуществом науки. Знаете, у меня раньше был друг, тоже доктор. Он был выдающимся ученым и пытался совершить настоящий прорыв в медицине, поставив под сомнение сами законы природы.
– И что, у него получилось?
Джефферсон отвечает не сразу.
– Знаете, а это неважно, – серьезно говорит он. – Главное, что он пытался. Мне кажется, в этом мире очень не хватает людей, которые не боятся непонимания и пытаются сделать невозможное возможным. Мой друг старался даже тогда, когда думал, что в него никто не верит. Впрочем, в этом он ошибался. В него всегда верил я.
Дождь кончился, весь мир затих, и на кухне воцаряется такая тишина, что у Виктора закладывает уши. Его охватывает трепет и необъяснимый азарт, какой бывает, когда забываешь нужное слово, а оно настойчиво вертится на кончике языка, дразнит, готовится в любую секунду уступить место долгожданному озарению. Но озарение так и не приходит, только неудовлетворенность, опустошающая, выжигающая душу.
За окном сигналит приехавшее такси.
Виктор ставит чашку с недопитым чаем на место и растерянно говорит:
– Кажется, мне пора.
– Как скажете.
Он разворачивается и идет к двери, Джефферсон не пытается его остановить, не произносит ни слова. Но Виктор кожей чувствует его взгляд, впивающийся в спину, отчаянно, яростно не желающий отпускать. Он вдруг с пугающей ясностью понимает, что если уйдет сейчас просто так, то потеряет что-то важное, какую-то зацепку, которая может дать ему ключ к пониманию себя. Сама угроза этой потери заставляет всколыхнуться тревогу и ледяное отчаяние – словно нечто подобное уже случалось с ним раньше, и тогда он умудрился упустить все на свете, из-за одного неверного выбора вся жизнь пошла прахом. Здесь и сейчас – переломный момент, возможность выбрать заново, всё исправить, нужно только последнее решающее усилие...
– Знаете, – Виктор говорит и не узнает свой голос, – вы ведь даже не оставили мне свой номер телефона.
Джефферсон смотрит на него круглыми от удивления и необъяснимой радости глазами, а потом смеется своим искренним, немного безумным смехом. В этот момент он почему-то выглядит очень счастливым, и это счастье волшебным образом передается и Виктору. Ему впервые за долгое время становится легко.
Он стоит в мокрой одежде на чужой кухне, смущенно улыбается, и чувствует себя так, будто в него вдохнули жизнь, будто его воскресили.
Он не сразу вспоминает, что на улице его давно ждет такси.
***
Виктор хорошо помнит этот момент: он стоит в своей лаборатории, перед большим окном от потолка до пола, и смотрит, как из-за горизонта наступает тьма. Она похожа на плотный фиолетовый туман, который жадно поглощает всё на своем пути. Королевство обречено. Виктор знаком с Региной, он практически своими руками создал из неё чудовище и уже тогда догадывался, что однажды их история может закончиться именно так. Он наслышан о силе её проклятий и не питает иллюзий относительно своих шансов на спасение. Поэтому он просто стоит и ждет. Он готов, ему уже нечего терять.
Тьма приближается, Виктор чувствует нарастающую дрожь земли, за его спиной со столов начинают падать медицинские инструменты, металлические подносы, стеклянные пробирки – дело всей его жизни рассыпается на глазах. Ураганный ветер исступленно колотится в оконное стекло.
Виктор закрывает глаза.
Говорят, проклятье отправит жителей Королевства в мир без волшебства. Проклятье лишит своих жертв магических способностей, воспоминаний и вдобавок перепишет все сказки, отняв надежду на счастливый конец. Оно не сможет забрать только любовь, но много ли от неё толку, если ты даже не помнишь человека, которого любишь?.. Виктор уже представляет, как всё будет: сборище потерянных, одиноких людей, которые будут искать в толпе кого-то смутно знакомого. Будут искать и не находить – в этом и заключается суть проклятья.
Оно всё ближе, и Виктор думает: «А кого оно заберет у меня?» Его брат и так уже давно умер, Виктора никто и ничто не держит в этом мире, он может путешествовать налегке. Но тут он вспоминает Шляпника, его полные немых намеков взгляды, и ему становится горько: он умудрился растерять всё мало-мальски ценное в своей жизни и без проклятий Регины.
Темно-фиолетовый туман накрывает его дом, когда Виктора осеняет: в мире, где историю каждого сказочного героя напишут с чистого листа, можно начать всё сначала. Там можно будет провести работу над ошибками и избежать прежних промахов.
Он найдет Шляпника там, или Шляпник найдет его. Наверное, они встретятся далеко не сразу, но все недосказанные слова всё равно притянут их друг к другу, как магнит, иначе и быть не может. И тогда всё обязательно получится, всё изменится. Они вспомнят о прошлой жизни и перепишут свою сказку на новый лад.
Если уж у Виктора так и не получилось победить смерть, то он попробует победить хотя бы собственную глупость.
…Когда проклятие добирается до доктора Франкенштейна, он едва заметно улыбается.
_______________________________
Почему-то у меня возникло ощущение новогоднего настроение.
Поэтому я сделала вот это.
Потому что он стоит в мокрой одежде на чужой кухне, смущенно улыбается, и чувствует себя так, будто в него вдохнули жизнь, будто его воскресили.
Чтобы увидеть гифку, переходим на девиантарт.
Осторожно, почти 3 мб
_______________________________
То, что было здесь сначалаЭтот пост я хочу посвятить польза.
Рассказываю сказку.
Когда я упоролась по паре Франкенштейн/Шляпник, для меня очень сильным фактором было то, что я конкретно так ассоциировала себя с Франкенштейном ака Робеспьером. Именно это вынесло мне мозг - ну вы все знаете, как это представлять себя на месте похожего на вас персонажа в каком-либо пейринге)))
Так вот, и нравился мне по большей части именно он.
На Шляпника я обращала внимание как на второстепенного в этой паре и не более.
Пока не пришла эта женщина с гифками Джефферсона.
И не вынесла мне мозг окончательно уже.
И я не могу понять, как я раньше не замечала его глаза и губы
Пока я это писала, мне в личку пришло прекрасное.
Поэтому я заканчиваю на этом
Потому что слова мои кончились.
Я просто оставлю это здесь
_______________________________
Название: Работа над ошибками
Автор: польза
Бета: juliet must die
Пейринг: Шляпник/Франкенштейн
Рейтинг: PG
A\N: таймлайн первого сезона
ЧитатьСторибрук – уютный маленький город, тут все знают друг друга, улыбаются, здороваются на улицах, ходят в гости к многочисленным друзьям. Со стороны может показаться, что все здесь одна большая семья. Если это так, то Виктор чувствует себя в ней подкидышем.
Время, проведенное в Сторибруке, – пустое и бесполезное, бесконечная череда дней, неотличимых друг от друга, каждый год – точная копия предыдущего. Это проклятый город, город в спячке. Все его жители попали в ловушку и теперь обречены вечно ходить по кругу, повторять одни и те же слова, совершать одни и те же привычные действия, чтобы не сойти с ума.
Наверное, у Виктора кризис среднего возраста, или что-то подобное: ни семьи, ни детей, ни близких родственников, одна только работа, дни и ночи напролет. Ни выдающихся достижений в прошлом, ни серьезных планов на будущее. Ничего. Всё серо и монотонно, и пустая повседневная суета затягивает, как трясина. Виктор пару раз пытался уехать из Сторибрука: ему казалось, что если он сбежит из этого города, то перестанет барахтаться в болоте и начнет жить по-настоящему. Но планам не суждено было сбыться: он несколько дней упивался призрачной надеждой, но так не осуществлял задуманное. Что-то отчаянно не отпускало, держало за горло цепкими пальцами. Какая-то магия, не иначе.
Виктор думает, что он один из тех людей, с которыми никогда ничего не происходит. Наверное, пора с этим смириться, но нестерпимая скука гложет и мучает.
Он пытался встречаться с очаровательной скромницей Мэри-Маргарет, но под конец свидания сам всё испортил, засмотревшись на вытирающую столики Руби. Это странно: Руби никогда ему особо не нравилась, но в тот день её короткие красные шорты притягивали взгляд. Впрочем, Виктор был рад, что всё сложилось именно так: Мэри-Маргарет милая и добрая, просто идеальная учительница начальных классов, но с ней так же пусто и скучно, как и без неё. Когда два настолько одиноких и отчаявшихся человека пытаются найти спасение друг в друге, ничего хорошего не выходит.
Виктор один, а потому он пропадает на работе до глубокой ночи. Дома всё равно никто не ждет, да и он не представляет, как можно иначе провести вечер, не умерев со скуки.
Однажды он выходит из больницы после окончания смены и понимает, что забыл ключи от машины в ящике стола. Возвращаться не хочется, и Виктор решает прогуляться до дома через лес. Там темно и тихо, пахнет сыростью и хвоей, под ногами хрустят ветки и пружинит мох. В чаще ухает сова, и этот звук эхом разносится на многие мили вокруг. Кажется, скоро будет гроза, и Виктор рад этому: он почему-то любит смотреть на молнии, как будто они связаны с чем-то родным, но давно забытым.
Поднимается ветер, лес оживленно шумит, и Виктор, закрывая глаза, мысленно загадывает желание: «Я не могу больше терпеть это одиночество, пожалуйста, пусть всё изменится». Он чувствует себя глупо, стоя посреди ночного бушующего леса и размышляя о своих неудачах. Это как упорно искать дорогую тебе пропавшую вещь, ясно понимая, что её уже не вернешь. Отчаяние смешивается с надеждой, и та делает пустоту в душе ещё невыносимее и мучительнее.
Где-то сзади хрустит ветка, и Виктор вздрагивает, оборачиваясь.
– Виктор?.. – удивленно спрашивает стоящий на тропинке незнакомец.
– Вы меня знаете?
Небо сотрясает первый раскат грома.
***
Со Шляпником они знакомы много лет, и Виктору нравится думать о нем как о друге, хотя он и не решается называть его так вслух. Шляпник постоянно шатается где-то между мирами, он всегда появляется в жизни Виктора так же внезапно, как исчезает из неё. Приходит без приглашения и уходит, не попрощавшись, – так уж повелось, и со временем они оба к этому привыкли.
Общаются они, в основном, по делу: Шляпник умеет находить тех, кто заинтересован в способностях и умениях доктора Франкенштейна, и тогда он возникает из ниоткуда с новыми заманчивыми предложениями, улыбаясь обольстительно и многообещающе, как Чеширский кот. Шляпник умеет очаровывать и заинтересовывать, а с Виктором ему даже не приходится прилагать особых усилий: тот не привык к такому вниманию, и потому неуклюже принимает любое предложение.
У Шляпника совсем другая жизнь, полная путешествий и поисков приключений. Иногда он начинает рассказывать обо всем, что видел, даже если его никто не просит. В его рассказах порой сам черт ногу сломит: там одно действие резко сменяет другое, там тысячи действующих лиц и решающих событий, но Виктора сбивает с толку даже не это. Просто у Шляпника живая, выразительная мимика, и за каждым словом чувствуются хлесткая энергия и жизнелюбие – они привлекают, манят обещаниями новых ощущений и впечатлений.
Сказка Шляпника – безумная и непредсказуемая, сказка Виктора – серьезная и мрачноватая. Виктор не верит в магию, Шляпник же полагается только на неё. Их мало что связывает, но это не мешает Виктору с затаенным предвкушением ждать, когда в его лаборатории снова хлопнет дверь, возвещая о появлении гостя. Шляпник снова и снова повторяет старые отговорки: заскочил по пути, случайно проходил, пролетал мимо и решил заглянуть на огонек. После его посещений в лаборатории всегда остается беспорядок, а у Виктора на душе ещё какое-то время очень беспокойно и волнующе хорошо.
Это длится годами: работа, попытки воскресить брата, редкие путешествия между мирами и бархатные улыбки Шляпника, воспоминания о которых потом долго не дают покоя. Единственное, что всё-таки меняется, – это сам Виктор: его исследования не приносят результата, напряжение накапливается, угрожая в один прекрасный день прорваться наружу. Шляпник будто чувствует это, и такая опасность, кажется, привлекает его: он появляется всё чаще, подходит всё ближе, делает всё более двусмысленные предложения, и его голос, когда он говорит, становится вкрадчивее и мягче.
За его действиями Виктор смутно чувствует развязное приглашение, но он боится всё испортить, боится, что это напряжение между ними – надуманное. Перемены пугают его, и он считает, что лучше придерживаться заданных ролей, маяться от недосказанности, но зато твердо стоять на ногах. Шляпник ждет, ждет, а потом начинает постепенно отдаляться, смотрит разочарованно и даже с какой-то обидой. Однажды он и вовсе перестает приходить.
Виктор пытается отвлечься работой, но ему скучно, тесно в четырех стенах, одиночество наваливается на него всей своей тяжестью. Брат по-прежнему мертв, и попытки его оживить ни к чему не приводят. От Шляпника ничего не слышно, он теперь гуляет по каким-то другим мирам, очаровывает кого-то другого.
Спустя долгое время проносится слух, что он женился и теперь путешествует намного реже. Ещё через несколько лет слухи твердят, что его жена умерла, а сам он и вовсе забросил старое ремесло, всецело посвятив себя воспитанию дочери.
Виктор с горечью думает: «Я мог бы попытаться воскресить его жену, чтобы вновь сделать его счастливым», но Шляпник, должно быть, знает о его неудачах, а потому не приходит. Виктор пытается не слишком горевать по этому поводу, однако каждый раз, когда в лаборатории хлопает дверь, его пронзает болезненная надежда: «А что, если?..» Почти всегда оказывается, что дверь хлопает из-за ветра.
Виктор занимается наукой, ставит эксперименты, ищет способ вдохнуть жизнь в мертвое тело и пытается не сожалеть о том, чего так и не произошло по его вине.
А потом заклятие Регины обрушивается на Королевство, забирая и привычную жизнь, и воспоминания, и надежды, и боль.
***
Незнакомец представляется Джефферсоном, как-то путано объясняет, что знает Виктора через общих знакомых, и со стороны такое объяснение выглядит странновато, но Виктор верит. Сторибрук – маленький город, здесь все знают друг друга в лицо, виделись в компании знакомых или однажды сидели рядом в гостях у друзей. Тем более, Джефферсон действительно кажется смутно знакомым, особенно его взгляд, его выразительная мимика и широкая, намекающая улыбка.
Начинается сильный дождь, молнии одна за другой раскалывают небо, и Джефферсон, поднимая воротник пальто, предлагает зайти к нему, чтобы переждать грозу. У Виктора всё равно нет зонта, поэтому он соглашается. Они вдвоем бегут через лес, утопая ногами в лужах и грязи, вокруг шумят обеспокоенные деревья, а Джефферсон почему-то смеется, очень легко и открыто. Очередная вспышка молнии высвечивает его мокрое от дождя лицо, придавая ему какое-то совсем уж безумное выражение, и Виктор смотрит на нового знакомого, как завороженный.
Наверное, должна быть какая-то причина тому, что сейчас он чувствует себя другим: более живым, восторженным и при этом очень несчастным.
– Как хорошо, что я нашел вас, – Джефферсон повышает голос, пытаясь перекричать раскаты грома.
– Да, – кивает Виктор, стараясь не пялиться на собеседника слишком уж откровенно. – Без вас я бы тут совсем пропал.
Они добегают до дома: он стоит недалеко от дороги и убранством и размерами напоминает, скорее, отель. Огромный сад, теплым оранжевым светом горят фонари, и между деревьями вьется мощеная камнем узкая дорожка, ведущая от калитки к входной двери. Виктор чуть не поскальзывается на мраморном крыльце, но Джефферсон подхватывает его за плечи, и в итоге они вваливаются в темную прихожую чуть ли не в обнимку. Нащупывая на стене выключатель, Джефферсон подается вперед, и Виктор чувствует его теплое дыхание у себя на шее.
– Уф, вот это ливень, я промок до нитки, – как ни в чем не бывало говорит Джефферсон, отстраняясь.
Он стаскивает своё легкое пальто и остается в мокрой рубашке: она льнет к его телу, ткань плотно обхватывает торс. Виктор чувствует, как от смущения начинают гореть скулы, а с них жар растекается и дальше. Джефферсон поднимает голову в самый неподходящий момент и успевает проследить направление чужого взгляда.
– О, – вкрадчиво усмехается он, будто поддразнивая. – Может, составите мне компанию? Вы ведь тоже промокли.
Виктор пытается отступить назад, отчаянно желая увеличить дистанцию, но упирается спиной во входную дверь и чувствует вспышку стыдливой паники.
– Я… Я сейчас вызову такси, не беспокойтесь.
– В такую погоду? – Джефферсон вскидывает брови и качает головой. – Оно очень нескоро доберется сюда, буря могла повалить деревья на трассе. Впрочем, я пока могу предложить вам чаю, чтобы согреться.
– Вы очень любезны.
Хозяин дома бросает напоследок ещё одну колкую улыбку, эффектно разворачивается на каблуках ботинок и уходит дальше по коридору.
– Я поставлю чайник. Чувствуйте себя как дома, мистер Вэйл.
Виктор ничего не отвечает, только жадно скользит взглядом по обтянутой мокрой тканью спине.
Оставшись в одиночестве, он переводит дух, прикрывая глаза и пытаясь успокоиться. Виктор никогда не думал, что ему присуща импульсивность: интерес к кому-то ещё ни разу не возникал из ниоткуда и настолько быстро – буквально с первого взгляда, с первого сказанного слова. Непреодолимая сила влечет его к человеку, которого он впервые в жизни увидел около получаса назад. Это абсурдно и глупо, с ним никогда такого не было.
Кем бы ни был этот Джефферсон, Виктор уже его опасается: ему страстно хочется сбежать на другой конец города, чтобы привести свои чувства в порядок. Если это ловушка, то Виктор в неё попался.
Он достает из кармана мобильник и вызывает такси: диспетчер жалуется на бурю и позднее время, но обещает прислать машину через полчаса. Виктор сдержанно благодарит его и вешает трубку. Он неуютно поеживается: промокшая одежда неприятно липнет к телу, начинает знобить, но без пиджака будет ещё более неуютно, а потому Виктор не решается его снять.
Он прислушивается к перезвону чашек в глубине дома и идет на звук. Дом большой, богато обставленный, вот только сразу чувствуется, что в нем живет только один человек: всего несколько комнат выглядят по-настоящему обжитыми, остальные же – пустые и темные, безликие, словно все предметы интерьера нужны лишь для заполнения пространства.
На кухне горит свет. Джефферсон стоит, прислонившись бедром к кухонному шкафу, и разливает кипяток по белым фарфоровым чашкам. Пахнет чайной заваркой и мятой, по окну настойчиво стучит дождь, и в этом полупустом доме Виктор чувствует себя очень уютно, на своем месте. Он молча наблюдает за Джефферсоном, пристально отслеживает каждое его движение, пытаясь избавиться от ощущения дежа вю.
Ему хочется подойти к нему ближе, обнять со спины, словно они – давние любовники, которые наконец-то встретились после долгой разлуки. Виктор не знает, откуда возникла эта мысль, но она его тревожит. Умиротворение сменяется тоской, усталость сверлит виски.
Джефферсон оборачивается и протягивает чашку с чаем.
– Угощайтесь.
Виктор аккуратно принимает её, боясь обжечься.
– Спасибо, – сдержанно благодарит он. – За мной скоро приедет такси.
– Так давайте с пользой проведем оставшееся у нас время, – вкрадчиво предлагает Джефферсон, расслабленно облокачиваясь о столешницу, – раз уж мы с вами наконец-то познакомились. И почему я никогда не встречал вас раньше?.. Столько лет потрачено даром, – смех тихий, раскатистый.
От него у Виктора мурашки по коже.
– Мне вот кажется, я вас уже где-то видел, – признает он.
Джеффересон перестает смеяться и впивается в него пристальным сосредоточенным взглядом.
– Где именно?
– Ну, не знаю… Может быть, в кафе? Или на городских праздниках?
Это явно не тот ответ, которого от него ждали: Джефферсон натянуто улыбается и кивает, опуская голову.
– Да-да, вполне может быть, – очевидно, тема не нравится ему, а потому он решает повернуть разговор в другое русло. – Так чем, говорите, вы занимаетесь?..
– Я врач.
– Доктор, значит, – ухмылка одновременно всезнающая и несколько грустная. – Спасаете людей?
– Иногда даже возвращаю их к жизни, – неуклюже шутит Виктор, но Джефферсон внезапно весь расцветает от его слов.
– О, разумеется. Я понимаю: даже смерть не в силах тягаться с могуществом науки. Знаете, у меня раньше был друг, тоже доктор. Он был выдающимся ученым и пытался совершить настоящий прорыв в медицине, поставив под сомнение сами законы природы.
– И что, у него получилось?
Джефферсон отвечает не сразу.
– Знаете, а это неважно, – серьезно говорит он. – Главное, что он пытался. Мне кажется, в этом мире очень не хватает людей, которые не боятся непонимания и пытаются сделать невозможное возможным. Мой друг старался даже тогда, когда думал, что в него никто не верит. Впрочем, в этом он ошибался. В него всегда верил я.
Дождь кончился, весь мир затих, и на кухне воцаряется такая тишина, что у Виктора закладывает уши. Его охватывает трепет и необъяснимый азарт, какой бывает, когда забываешь нужное слово, а оно настойчиво вертится на кончике языка, дразнит, готовится в любую секунду уступить место долгожданному озарению. Но озарение так и не приходит, только неудовлетворенность, опустошающая, выжигающая душу.
За окном сигналит приехавшее такси.
Виктор ставит чашку с недопитым чаем на место и растерянно говорит:
– Кажется, мне пора.
– Как скажете.
Он разворачивается и идет к двери, Джефферсон не пытается его остановить, не произносит ни слова. Но Виктор кожей чувствует его взгляд, впивающийся в спину, отчаянно, яростно не желающий отпускать. Он вдруг с пугающей ясностью понимает, что если уйдет сейчас просто так, то потеряет что-то важное, какую-то зацепку, которая может дать ему ключ к пониманию себя. Сама угроза этой потери заставляет всколыхнуться тревогу и ледяное отчаяние – словно нечто подобное уже случалось с ним раньше, и тогда он умудрился упустить все на свете, из-за одного неверного выбора вся жизнь пошла прахом. Здесь и сейчас – переломный момент, возможность выбрать заново, всё исправить, нужно только последнее решающее усилие...
– Знаете, – Виктор говорит и не узнает свой голос, – вы ведь даже не оставили мне свой номер телефона.
Джефферсон смотрит на него круглыми от удивления и необъяснимой радости глазами, а потом смеется своим искренним, немного безумным смехом. В этот момент он почему-то выглядит очень счастливым, и это счастье волшебным образом передается и Виктору. Ему впервые за долгое время становится легко.
Он стоит в мокрой одежде на чужой кухне, смущенно улыбается, и чувствует себя так, будто в него вдохнули жизнь, будто его воскресили.
Он не сразу вспоминает, что на улице его давно ждет такси.
***
Виктор хорошо помнит этот момент: он стоит в своей лаборатории, перед большим окном от потолка до пола, и смотрит, как из-за горизонта наступает тьма. Она похожа на плотный фиолетовый туман, который жадно поглощает всё на своем пути. Королевство обречено. Виктор знаком с Региной, он практически своими руками создал из неё чудовище и уже тогда догадывался, что однажды их история может закончиться именно так. Он наслышан о силе её проклятий и не питает иллюзий относительно своих шансов на спасение. Поэтому он просто стоит и ждет. Он готов, ему уже нечего терять.
Тьма приближается, Виктор чувствует нарастающую дрожь земли, за его спиной со столов начинают падать медицинские инструменты, металлические подносы, стеклянные пробирки – дело всей его жизни рассыпается на глазах. Ураганный ветер исступленно колотится в оконное стекло.
Виктор закрывает глаза.
Говорят, проклятье отправит жителей Королевства в мир без волшебства. Проклятье лишит своих жертв магических способностей, воспоминаний и вдобавок перепишет все сказки, отняв надежду на счастливый конец. Оно не сможет забрать только любовь, но много ли от неё толку, если ты даже не помнишь человека, которого любишь?.. Виктор уже представляет, как всё будет: сборище потерянных, одиноких людей, которые будут искать в толпе кого-то смутно знакомого. Будут искать и не находить – в этом и заключается суть проклятья.
Оно всё ближе, и Виктор думает: «А кого оно заберет у меня?» Его брат и так уже давно умер, Виктора никто и ничто не держит в этом мире, он может путешествовать налегке. Но тут он вспоминает Шляпника, его полные немых намеков взгляды, и ему становится горько: он умудрился растерять всё мало-мальски ценное в своей жизни и без проклятий Регины.
Темно-фиолетовый туман накрывает его дом, когда Виктора осеняет: в мире, где историю каждого сказочного героя напишут с чистого листа, можно начать всё сначала. Там можно будет провести работу над ошибками и избежать прежних промахов.
Он найдет Шляпника там, или Шляпник найдет его. Наверное, они встретятся далеко не сразу, но все недосказанные слова всё равно притянут их друг к другу, как магнит, иначе и быть не может. И тогда всё обязательно получится, всё изменится. Они вспомнят о прошлой жизни и перепишут свою сказку на новый лад.
Если уж у Виктора так и не получилось победить смерть, то он попробует победить хотя бы собственную глупость.
…Когда проклятие добирается до доктора Франкенштейна, он едва заметно улыбается.
_______________________________
Почему-то у меня возникло ощущение новогоднего настроение.
Поэтому я сделала вот это.
Потому что он стоит в мокрой одежде на чужой кухне, смущенно улыбается, и чувствует себя так, будто в него вдохнули жизнь, будто его воскресили.
Чтобы увидеть гифку, переходим на девиантарт.
Осторожно, почти 3 мб
@темы: Чужие мысли = мои мысли, Я весь перед тобой..., Прелести и вкусности, Дорогие, любимые, важные, Творения любимых авторов, Румпельштильцхен и компания, Вдохновлённая Once upon a time, Mad Science, Колхоз "Светлый путь в никуда", Adobe Photoshop, Настроенческое, ПЧ
-
-
13.12.2012 в 23:48-
-
13.12.2012 в 23:51-
-
13.12.2012 в 23:52под конец уже хотелось плакать и смеяться..и ткнуть Виктора носом - "вот оно твое счастье, дуралей, иди!"
-
-
13.12.2012 в 23:55-
-
14.12.2012 в 00:59-
-
14.12.2012 в 18:57resident trickster, от вас я неистово жду фика, который вы обещали Анне
-
-
16.12.2012 в 16:21-
-
17.12.2012 в 22:48-
-
17.12.2012 в 23:13-
-
18.12.2012 в 15:02-
-
18.12.2012 в 17:48